В первый момент сэр Уильям не знал, что и думать. С одной стороны, они ее не потеряли, с другой стороны, тот источник раздражения, каким она уже стала, и та острая заноза, какой она непременно станет, когда гнев Тесс Струан падет на нее и на всех них, по-прежнему останется в его юрисдикции.
– Знаете, вы все-таки должны поехать, мадам, я бы решил, что вам очень важно быть на похоронах.
– Я хочу поехать, но… – Ее голос осекся, и новый приступ рыданий сотряс ее тело. – Доктор Хоуг, он… он поедет вместо меня, я действительно не чувствую себя достаточно… будет лучше…
– Но, Джейми, вы-то тоже поедете?
– Нет, сэр. Я получил распоряжения от миссис Тесс Струан; есть вещи, которыми мне предстоит заняться здесь.
– Господи, благослови мою душу. – Без особой настойчивости сэр Уильям постарался разубедить ее, потом вздохнул. – Что ж, если таков совет доктора Хоуга, говорить больше не о чем, он семейный врач Струанов. – Он поднялся. Не скрывая облегчения, они поблагодарили его и направились к двери. – Одну минуту, доктор Хоуг, можно вас на два слова. – Он спрятал довольную усмешку, увидев, как побледнели Джейми и Скай, и произнес с нажимом, когда они задержались у дверей: – Всего доброго, Джейми, мистер Скай. Филип, вы можете идти.
Дверь закрылась. Хоуг чувствовал себя как кролик перед коброй.
– А теперь, доктор, спокойно расскажите мне всю правду: как она себя чувствует?
– Она чувствует себя прекрасно, на поверхности, сэр Уильям, – с готовностью заговорил Хоуг. – Это поверхностное исцеление. Что там в глубине, никто не знает. Это может продлиться дни, недели, год или больше – потом кошмар вернется. Что случится тогда… – Он пожал плечами.
– Вы увидитесь с Тесс Струан?
– Да, сразу же по приезде. – Хоуг ждал, дрожа всем телом. Он боялся расспросов, зная, что не выдержит и подведет всех.
С задумчивым видом сэр Уильям встал, налил в бокал виски и протянул ему. Напиток исчез.
– Вы теперь долго не вернетесь сюда, если вообще вернетесь. Мне нужно знать, это останется между нами, каковы, с медицинской точки зрения, шансы на то, что она носит ребенка Малкольма Струана?
Хоуг часто заморгал. Виски и неожиданная мягкость тона успокоили его и сбили с толку – он не ожидал вопросов на такую тему. Он ответил с полной искренностью:
– Разумеется, это в руках Божьих, сэр. Но Малкольм был здоров, и она тоже, оба они прекрасные люди, вот только жаль, оба родились под несчастливой звездой – это так печально. Я бы сказал, что шансы очень хорошие, поскольку это было не случайное влечение, их объятия, должно быть, были очень страстными, настолько близкими к истинной любви, насколько мне когда-либо приходилось видеть.
Сэр Уильям нахмурился.
– Хорошо. Когда вы увидитесь с Тесс Струан… я думаю, нашей миссис Струан не будет лишней никакая помощь. А?
– Вы можете быть уверены, что я вступлюсь за нее.
Сэр Уильям кивнул и опустил руку в ящик стола. Конверт был запечатан и адресован «Конфиденциально и совершенно секретно, лично в руки сэру Стэнсхоупу, губернатору Гонконга, от сэра Уильяма Айлсбери, посланника в Япониях».
– У меня есть к вам официальное поручение, тайное. Я хочу, чтобы вы лично доставили вот это губернатору, сразу же, как только прибудете.
Он надписал внизу «Доставлено лично доктором Хоугом» и решил воспользоваться доктором, едва только узнал, что Джейми не едет с пакетботом; на борту «Гарцующего Облака» не было никого, кому он мог доверять.
– Письмо должно быть вручено лично ему, никому другому, никто не должен знать, что вы курьер Ее Величества. Это ясно?
– Да, сэр, разумеется, сэр Уильям, – с гордостью ответил Хоуг.
Сэр Уильям знал, что Хоуг сейчас податлив, как тесто, и он может вытянуть из него все, что ему только захочется знать. Кто затеял эту безумную выходку, что им понадобилось так далеко в море, почему они вообще сделали то, что сделали, и что же в действительности произошло в Канагаве. Он улыбнулся про себя, наслаждаясь своим превосходством, и по своим собственным причинам не стал задавать ни одного из этих вопросов.
– Желаю вам счастливого плавания, и я с нетерпением буду ждать встречи с вами в Гонконге.
– Благодарю вас, сэр.
Хоуг поспешно вышел, чувствуя себя на седьмом небе от счастья, что сумел выбраться отсюда, не поступившись честью. Джейми и Скай ждали его на Хай-стрит, снедаемые тревогой.
– Ничего, честное слово, – возбужденно заверил их Хоуг, – он просто хотел задать несколько чисто медицинских вопросов, частного характера.
– Вы уверены?
– Готов поклясться чем угодно и умереть на этом самом месте. Скорее, мы как раз успеем пропустить стаканчик перед службой. У меня до сих пор ноги как ватные. – Они с радостными лицами зашагали к клубу, не заметив сэра Уильяма, который наблюдал за ними из окна.
Интересно, насколько счастливыми были бы физиономии этих олухов, прочти они мое письмо к губернатору, сердито подумал он. Пусть не думают, что соскочили с крючка, мы все еще болтаемся на нем. Словно один гроб имеет какое-то значение, когда весь мир разваливается, Россия опять балансирует на грани войны, Пруссия облизывает бакенбарды над вспоротым брюхом Центральной Европы, потом еще эти французы с их драчливой, раздутой до небес гордостью, в нашей индийской и азиатских колониях неспокойно из-за этих недоумков в парламенте, а мы тут сидим и ждем, когда японцы вырежут нас под корень.
Внешне письмо было самым обычным. После расшифровки оно гласило:
Срочно прошу выслать все возможные флотские и армейские подкрепления, поскольку ожидаю, что Поселение в любой день может быть атаковано самурайскими легионами бакуфу, и нам, возможно, придется оставить нашу базу в Японии.
В католической церкви ярко горели свечи, алтарь поблескивал в их теплом свете, паства была немногочисленна. Отец Лео уже заканчивал монотонную литанию воскресной мессы, его глубокий напевный баритон смешивался с привычным запахом благовоний, который тек над головами собравшихся – служба сегодня была короче, чем обычно, поскольку некоторым нужно было успеть на пакетбот.
Анжелика молилась, преклонив колена, в первом ряду, Сэратар подле нее, Андре – несколькими рядами дальше, Вервен – у входа вместе с остальными сотрудниками миссии, несколькими торговцами, евразийскими португальцами и несколькими офицерами и матросами с французских кораблей, находившимися в увольнительной на берегу. Для основной части французских моряков проводились другие службы, раньше или позже. К радости всех судовых команд, на флоте не было своих священников – священник на борту всегда считался дурной приметой, на любом корабле под любым флагом.